ЦИТАТЫ
(составление и комментарии В. В. Предлогова)

Каратыгин о влиянии Шопена и Лядова на Скрябина:

"Отдал дань Шопену и юный Скрябин. Первые серии его мазурок, этюдов, прелюдов насквозь проникнуты шопеновским духом. В высшей степени изящные и поэтические пьесы эти и гибкостью мелодической линии, и нервностью музыкального лиризма с частыми колебаниями его от нежно-женственной мягкости до сильных порывов чувства, и отдельными оборотами гармонии, и узорами пианистических фигураций живо напоминают Шопена.

При всём том было бы ошибкой сказать, что Скрябин подражает польскому музыканту-поэту. Не подражает он ему, а продолжает его. Не копирует его мечтательность, страстность, элегичность, мистичность, восторженность, а изощряет и рафинирует их. Нервность уже у Шопена принимала подчас оттенок некоторой болезненности. Эта черта еще определённее даёт себя чувствовать у Скрябина. Ритмическая же капризность Шопена, которая чувствуется в существе его музыки, которую мы ощущаем неразрывно с нею связанной, когда слушаем вещи Шопена в исполнении хорошего артиста, но которая в нотной записи Шопена большею частью отнесена им в область экспрессии, доверяемой чутью исполнителя, эта капризность у Скрябина, независимо от необходимости интерпретировать и его сочинения более или менее rubato, в значительной мере перенесена и в область самого нотного письма. Несимметричные метры, разного рода смешанные их комбинации, замысловатые синкопообразные ритмические образования играют уже в ранних сочинениях Скрябина видную роль, гораздо более значительную, чем у Шопена. Голосоведение Скрябина "шопеновской" эпохи его творчества больше напоминает шопенианское письмо Лядова, чем самого Шопена. У Скрябина сплетение голосов даёт звуковую ткань такой же, как у Лядова, безупречной чистоты и прозрачности, — чистоты, доведённой до педантизма. Так же рачительно, как Лядов, вяжет Скрябин хитрое кружево "одноголосного контрапункта" — фигураций, которые при опытах слушателя расшифровать развернутую в орнамент основу его звуковых сочетаний и последований дают идеально чистый и правильный контрапункт с главной мелодией.

Шопен — как ни парадоксально это звучит — писал куда…"грязнее", был куда приблизительнее в деталях отделки своих вдохновений, чем Лядов и Скрябин. Значительно, однако, пока ещё уступая Шопену в глубине творчества, юный Скрябин уже превосходил и Шопена и Лядова в "плотности" выделываемых музыкальных тканей. У последних конец какой-нибудь мелодической фразы большею частью влечёт за собою и более или менее решительный поворот гармонии в сопровождающих её голосах, так что предложение от предложения, период от периода оказываются в конце концов разграничены какой-либо отчетливо поставленной кадансообразной формулой. Напротив, у Скрябина формальные ячейки обыкновенно спаяны друг с другом самым основательным образом. Не успеет разрешиться одно задержание, как уже где-нибудь в побочных голосах завязывается новое. Едва распутается одна причудливая комбинация проводящих, вот-вот готовая заключиться подсказываемым слухом аккордом, а в неё уже прокрался новый ход, поворачивающий мысли автора в другое гармоническое русло. Эта чрезвычайная цепкость сплетения музыкальных нитей, эта необычайная плотность звуковой пряжи остаются для Скрябина типичными на всём протяжении его деятельности композиторской, причём подвергаются характерным осложнениям. Пока Скрябин опирается на Шопена, пока мелодии и гармонии Скрябина не выходят из границ общепринятых, — как бы он ни "уплотнял" своего письма, как бы ни набегали у него друг на друга "волны" музыкальные фраз, какая бы ни получалась "чрезполосица" сложных проходящих нот и задержаний, — ясности формы не угрожает серьёзная опасность. Обилие диссонансов, неизбежно возникающих при такой манере композиции, сообщает художественным эмоциям слушателя оттенок беспокойства, неудовлетворенности, беспрерывного стремления куда-то без моментов успокоения и заставляет музыканта предположить наличность аналогичных эмоциональных элементов и в психологической подпочве скрябинского творчества.

Но, — повторяю, — в рамках звукосочетаний, против полной благонамеренности которых не мог бы ничего возразить самый строгий блюститель академических традиций, Скрябин имел полную же возможность соблюдать чёткую расчленённость и острую отточенность форм. И он любил её не меньше величайшего отечественного педанта по части формы — Лядова, любил Скрябин совершенную отшлифованность, стройность, членораздельность формальной структуры. И эта влюбленность Скрябина в форму, в симметрию, в периодичность, этот формальный "пуризм" Скрябина одновременно и явился силой, определившей направление дальнейшей творческой эволюции Скрябина и получил в зависимости от этого направления новое усиление и утверждение".

К оглавлению ->

 

Главная | Биография | Статьи | Цитаты | Записи | Ноты | Альбом | Ссылки